В Н.[ИЖНЕМ] НОВГОРОДЕ


Оглавление    

     Прибыли в Н.[ижний] Новгород, ехали на пароходе о-ва «Самолет» бесплатно. Арцишевский дал мне письмо к командиру машины и я отправился шагать в завод Сормово, которое имело тогда один старый кирпичный корпус бывшего владельца Бенардаки и стоял без действия. Пришел на машину, подал письмо по назначению, командир прочитал и говорит: «Команда полностью, а наряда работы нет, пока не нужно». Я уныло поворачиваю оглобли и иду в Нижний, разыскивать Арцишевского, адреса своего он не сказал. Я сообразил спросить на путейной пристани, прихожу, спросил, сказали – он в №№ Обжорина№ 20. Пришел туда, он спит после попойки, которую, как все путейцы, любил. Обождал в коридоре, проснулся, я вхожу и говорю, что там не надо, он спросил, есть ли у меня деньги, я ответил – нет. Он дал мне 40 к. и сказал: «Пойди, поешь». Я пошел в трактир, купил себе хлеба и напился чаю и так эту ночь там проболтался, ходя от пустого стола к порожнему, благо тогда бездельников не выгоняли. На утро, как только открылась торговля, пошел по Кремлевскому съезду в город, на углу рейнский погреб Фролова, подвезли бочки водки ведер в 20, а извозчик один, подвальный вышел и говорит мне: «Молодой человек, помоги скатить бочку». Я положил узелок своего багажа, скатили, подвальный наливает мне чайный стакан водки: «На, пей». Я выпил и пошел в [3-я тетрадь] город. Прошел до Зеленского съезда, попадается человек и говорит: «Молодой человек! Пособи понести из мастерской вон в ту церковь, - указав рукой, - иконостас, я заплачу». Я пошел, снесли работу, он дал 40 к., еще день прожил. На утро денег нет. Иду Рождественской улицей. Жрать хочу. Прохожу мимо булочной, дверь отворена, стою и думаю попросить кусок хлеба, и совестно. Ведь я молодой, здоровый, а просит милостыню. Думал, думал, решил, голод свое берет. Взошел внутрь, снял фуражку, перекрестился как христианин и говорю: «Подайте Христа ради кусочек». За прилавком мужчина, отрезал мне с фунт черного хлеба, я, взяв, перекрестился еще раз, сказал «спасибо» и тут же не выходя еще за дверь укусил хлеб. Часов в 11 утра иду по проулку, мимо железо-скобяных магазинов, около одного магазина стоит господин немолодых лет, бритая борода, но в усах, заметил меня, окрикнул: «Эй, молодой человек, ты приезжий?». «Да». – «А ты что, место ищешь?»- «Да». – «А не хочешь ли ко мне поступить?». Я спрашиваю: «А что делать?». Он сказал, я согласился. Тогда он написал на бумажке улицу и дом: «Напольная ул.[ица] Дом Александрова. А придешь, скажешь кухарке, чтобы дала тебе обедать». Я пошел и нашел улицу и дом. Когда сказал кухарке относительно обеда, она понесла и меня и хозяина, но все-таки накормила. Я поел и вышел на террасу – во двор, сел, стал ждать прихода хозяина, который раньше 4-х дня не приходил. В 4 часа он явился, показал где что лежит и что надо делать. Я его накормил, он лег спать, а к 6-ти ему надо чай. А вечером в 6 ч.[асов], напившись чаю, уходил на речную биржу, где у него с купцом Канатовым были дела по аренде баржей для перевозки грузов. Кто такой господин? Он родом поляк, бывший начальник Сахалинския каторжныя тюрем. Женатый на дочери генерала Терского. Каким образом? А вот как: когда-то в Нижнем была соляная база Государственной соляной монополии. Заведовали этим делом два генерала: Терский и Вердерейский. У них оказалась большая растрата соли, их судили, лишили чинов и орденов и сослали на Сахалин. У Терского был свой дом по Ошарской улице, и дочка лет 15, училась в гимназии. Однажды дочь послала отцу письмо и фотографию с себя, а как арестантам письма давались после цензурного просмотра, то начальник тюрьмы заинтересовался барышней и заочно влюбился, отдавая письмо арестанту, спросил, кто она ему, он ответил – дочь. Тогда начальник задумал воспользоваться ею, подает в отставку и едет в Россию в Нижний, находит ее и женится на ней. Правда, он имел большие деньги. Детей у них было 2 сына 7 и 5 лет и девочке 2 года, сыновья с матерью жили в доме бабушки, а девочка при нем. С женой разошлись месяцев 6 до меня. Почему разошлись? А вот, он был мужеложник. Жил у него, так же как и я, во служении парень лет 20. Он с ним сошелся, стал его снабжать деньгами, парень стал одеваться чисто, купил часы, а ведь в то время это была большая роскошь и редкость, жене показалось это подозрительным, стала за ними следить и после тщательного наблюдения захватила мужа со слугой на парадной лестнице. Слугу прогнала и сама от него ушла…[…..] Что касается предложений на эту тему – не делал. По окончании обязательных работ я занимался чтением, книг у него было много, едва в любой городской общественной библиотеке было столько книг, а иногда он приносил какую-нибудь старую вещь: бронзовую, мраморную – любитель старины, дает мне порошок, кислоты, покажет как пользоваться, и я эти вещи чистил и полировал. Жила совместно у него, для ухода за дочкой, девчонка 15-16 лет. Как-то утром, рано я встал и пошел в комнаты убраться, вхожу в переднюю, где спала девчонка в углу за дверью, там же стояла половая щетка, которую мне нужно взять и мести полы, [……], меня она заинтересовала и я ее хотел спящею поймать, и едва ея коснулся, как она вспорхнула и стала пищать. Так в этот раз не поймал, а потом получил от барыни головомойку, а барин отдал паспорт и деньги и я уплелся.
     Пошел на базар мытнаго двора, где была гостиница Жданова, б. Пастухова, тут я поступил в половые, в нижний этаж, посетители были все балчужники, водохлебы. Придет пить чай утром в 7 ч.[асов], закажет пару чаю со сливками, за 10 к., напьется, а убирать не велит, приходит другой, берет на три копейки добавки: чаю и 2 кусочка сахару и снова дует воду. Иной раз таким гостям принесешь чайников 8 кипятку. Был один мясник Гавриил Иванович Конов, высокий, здоровый брюнет, и когда берет венский стул – садится, то сначала рукой нажмет на спинку стула, если стул скрипит, то его отставляет, а берет другой. Всегда выпивал чайный стакан водки и садится пить чай, а жена была маленькая, толстенькая и рожа была красная, как вареный рак. Эта всегда требовала полбутылки водки, приносила с собой рубца или колбасы, дай ей горчицы-уксусу. Еще ходила одна старушка всегда с корзиной в руках, подходит к буфету, наливает рюмку за 3 к., выпивает, идет дальше и тоже за 3 к. Таким путем она в день пропивала рубль, который получала от дочери и зятя. Между прочим, на Покровке имела свой 2-х этажный дом, а в нем не приходилось ей спать, в особенности летом, она не доползала, а спала на площадке лестницы. Ходил еще старичок «Пушкин II», стихоплет, сочинитель «Панорамы», о которой я уже писал, как дядя Захар бузовал свою новую жену Мавру – шпандырем, этого нередко отводила полиция спать к себе. Тоже был один служитель в одном отделении со мной, костромской «Ванька», на вид мешковат, а на руки – плутоват. Если гостю полагалась сдача, то старался не давать, если кто позабудет вещи, то прибрать и не отдать, для своих столов горчицы никогда не делал, а подменял моими. Раз такую штуку я заметил и поймал его на месте преступления. Я в это утро заправил и растер чашку свежей горчицы, заправил горчичницы, расставил по столам, мой Ванька наметил жертву, я ушел на кухню, а Ванька мои горчичницы переставил на свои столы, а пустые свои – на мои столы. Вернулся с кухни, подошел к столу, сел, гляжу горчичница – пустая, на другом столе и на всех, пошел на его столы, собрал свои горчичницы, а Ванька - не давать, я имел в правой руке полную горчичницу, недолго думая да как садану его в ухо, горчичница разбилась, горчица вылилась на его, а ходили мы в белых рубашках и брюках. Так я его разрисовал в желто-говеннаго цвета узоры. Дожил до конца ярмарки, 15 сентября взял расчет, сходил на ярмарочную дешевую канареечную распродажу, купил одну штуку за 30 к., только голос у ней был хриплый и я долго заглядывал в гнездо, нет ли птенчиков.
    Прошло благополучно. Прибыл домой в свое село, куда стремился, думая, что старший брат Дмитрий будет призываться на военную службу, оказалось, еще нет. Так я остался жить дома.


© БУ «Госистархив Чувашской Республики» Минкультуры Чувашии, 2013-2016 г. Издание 4-е, дополненное.

мытный двор - место, где взималась пошлина за проезд по платным дорогам общего пользования (трактам). Несмотря на то, что с 1653 г. мыт был упразднён Торговым уставом, мытные дворы несли таможеную функцию. Большинство мытных дворов несло в XVII в. также торговую нагрузку и поэтому они были переквалифицированы в гостиные дворы.
Имеется в виду «соляное дело Вердеревского». В.Е. Вердеревский – начальник Казенной палаты в Нижнем Новогороде, в ведении которого находились миллионы пудов казенной соли. Казна содержала в Нижнем на Окском берегу около 80 деревянных амбаров, где хранилась соль. Во время весенних разливов вода подходила к амбарным стенам, иногда проникая во внутрь солехранилищ. Это использовал в своих целях Вердеревский, который тайно продавал соль большими партиями на сторону, в расчете свалить недостачу на непреодолимые силы природы. Весной 1864 г. сползли в воду двадцать пять совершенно пустых амбаров, в которых по бухгалтерским книгам числилась соль. Ревизия обнаружила пропажу полутора миллионов пудов соли, замять дело не удалось. В мае 1869 г. В.Е.Вердеревского и В.З.Терского  (непосредственный хранитель соляных запасов) приговорили к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь, полицеймейстера Лаппо – к исключению со службы. Купцы-«солепромышленники» Блинов, Бугров, Игнатов, Буянов и их приказчики Невидин и Стрижов отделались несколькими днями ареста.
вероятно, речь идет о купеческой семьей Фроловых - известных в Н.Новгороде производителей водки и виноторговцев. В Нижнем Новгороде Торговому Дому «Братья Фроловы» в 1889 г. принадлежали «водочный завод у Ивановских ворот в собственном доме, винные погреба на Варварской улице в доме Ремлер, на Б. Печерской и Алексеевской улицах в домах Ермолаева, собственных домах на Верхне-Живоносновской и Б. Покровской улицах.
вероятно, имеется в виду доходный дом,принадлежавший известному в те годы предпринимателю и благотворителю, крестьянину села Богородского Фёдору Ивановичу Обжорину.
Дмитрий Егорович (Георгиевич) Бенардаки родился в июле 1799 г. в семье греческого офицера (впоследствии капитан-лейтенанта российской армии), Гергия Никифоровича Бенардаки, в г. Таганрог. После смерти отца, Бенардаки начал свой бизнес по винным государственным откупам и со временем становится крупнейшим винным откупщиком  в России. В марте 1849 г. в Санкт-Петербурге он создает компанию «Нижегородская машинная фабрика и Волжское буксирное и завозное пароходство». В Нижнем Новгороде принимает участие в строительстве знаменитого Сормовского завода, который после перехода в его полное владение в 1860 г. становится знаменитым на всю страну. Именно тогда на заводе появляются паровые машины, токарные станки, подъемный кран, первая в России мартеновская печь. Будучи одним из самых богатейших людей России, Дмитрий Егорович участвует в финансировании и  реализации строительства заградительных сооружений главной военно-морской базы Российского флота на Балтике – Кронштадта. Им были основаны благотворительные фонды нуждающимся учащимся петербургских мужских гимназий, опеки детей, осужденных за мелкие преступления, создал несколько земледельческих колоний и ремесленных приютов, содержал больницы. Бенардаки строил православные храмы по всей России: в Санкт-Петербурге, Сибири, Башкирии, на Урале. В Греции на его средства построены университет, Национальный музей, Национальная библиотека, православная церковь при русской дипломатической миссии. Также он оказывал большую поддержку русскому монастырю  Святого Пантелеимона на горе Афон. Одним из самых ярких даров Петербургу стала Греческая Посольская церковь во имя Святого великомученика Димитрия Солунского, построенная на Лиговском проспекте. В церкви Димитрия Солунского по распоряжению императора Александра II он и был захоронен после своей смерти в Висбадене в 1870 г. Прибывший на Николаевский (ныне Московский) вокзал, гроб с телом Д. О. Бенардаки встречал сам император. Это был первый и единственный случай в истории России, когда самодержец лично встречал гроб с телом человека, не принадлежавшего к императорской фамилии.