Как помню свое детство, уже мне было лет пять. В чем оно проходило  - обыкновенно в разного рода играх, как-то: играли в лошадки, по дороге на улице сгребали пыль и делали клетки, сгребая руками, а если пройдет дождь, запруды ключей, делали мельницы или бегали по болотам, засучив штанишки выше колен, а то и совсем их снимем и интересуемся у кого больше брызг.
     Играли в палочки, ставя их крестиком, а потом на известном расстоянии шагов 10-15 кидали в них кружочками, кто сколько собьет. Потом набирали черепков посуды, набьем их помельче, ставим доску вершков 5-6 длиной, а под нее этих черепков, так по 2 или 3-5 и бьем в доску камнем, кто попадет в доску и уронит ее, тот собирает все черепки и оставляет столько, сколько ставили на предыдущий кон.
     Играли в «муху», это такая игра: забиваем в землю кол, наклонно, с задней стороны делаем в верхнем конце плоский затес и вершка 3 крючок, стараемся подобрать сук, чтобы хорошо держался на колу. Затем, [конимся] на палке, перехватом рук, кто последний остался, уже ему нет места взяться хотя бы сколько-нибудь палки. Он будет водить, т.е. когда другие стоя на своих точках – [мазлях] у кона и будут кидать палками в кол, от удара кол делает пружинное сотрясение и крючок, под названием «муха» летит иногда очень далеко, так метров 20-30 и до 40, вот, вожатому приходится за мухой бегать, а если близко она ляжет, и другой побежит за своей палкой – свистом – а вожак скоро успел поставить свой кружок и занял его точку – [мазли], то водит тот, кто остался от палки.
     Играли в городки, каковая игра всем известная, потом играли в «чижа» и «котел», а затем в шар, в гонки, в общем, простонародных игр очень много, но в лапту стали играть гораздо позднее, я уже был взрослым и на игры стал мало обращать внимания. Играли в бабки, тоже по размену и на деньги, яйца и просто на бабки, в саки и кон, что касается на карты, то я с детства противник карт, потому что эта игра шулерская. Вот что я могу сказать об играх детства…

     Расскажу несколько о Н.А. Булыгине. Означенный мой отец весной в праздник был в кабаке и не очень пьян, хорошо навеселе, что мог сам идти, мать меня взяла с собой и пошли за отцом, идем от кабака по улице, отец впереди, мать сзади отца, и я плетусь позади матери. Отец поет песни, а петь он умел и знал массу хороших русских и украинских песен. Идти приходится мимо и вдоль усадьбы Булыгина. Лишь только отец поравнялся с воротами усадьбы, барин выбежал из ворот на улицу, и обращается к отцу с резким тоном: «Антон, ты почему пьянствуешь?». Отец перестал петь и повернулся к нему: «А тебе какое дело, туды твою мать, - и за барином, - я тебе, должен что ли? Ты мне 18 руб. должен за работу купальни, так то твою мать» и бежал за барином до парадного хода. Барин вбежал в дом, к себе в кабинет, заперся на ключ, где и спал ночь. Мать напугалась, как бы отца за такую выходку не посадили, а отец-то и кричит: «Убью, так его мать, из ружья». Ружье имел всегда, хотя охотился изредка зимой на зайца, на гумнах ставил им приманку – овса. На другой день, только взошло солнце, барский лакей Николай Нилович подошел к окну, зовет отца. Отец по обыкновению с похмелья лежал на печке. Нилыч говорит: «Ты чего это, товарищ, напугал моего барина, он еще и сейчас не выходит из кабинета», посмеялись над этим и тем дело кончилось.
     Второй случай с барином был в ржаном поле. 8 июля, день Казанской Б.[ожией] М.[атери] праздник, престол храма, два дня 7 и 8 бывает ярмарка, народу наезжало и приходило десятки тысяч, приезжали очень много торговцев из города и торговых сел, было всего много, а у каждого торговаго – лошадь, ей нужен корм, и в это время скотина и та на сухой корм не смотрит, нужно зелени. Местные мужики, кто посмелее и богаче, ездят по полям, а они все барские и на межах или столбцах, а у нас вообще везде межи были широкие, в один мах косой не захватишь, а с оборотом. Вот один смелый, двоюродный брат отца, солдат Любавского полка, участник Р.[усско]Тур.[ецкой] войны Гаврил Петрович Новиков, едет на своем сером меринке, в ржаном поле Булыгина, около Васина колодца. Накосил уже большую телегу межевого корма и вот через хлеб гонит на беговых дрожках сам Булыгин, правит лошадью, гнедой жеребец «Воробушек», а позади сидит приказчик Ананий Прокопьевич Смольков, подогнал к Новикову и закричал: «Тебе кто приказал косить в моем поле?». А Новиков говорил часто, как пулемет: «Кто приказал, никто не приказал, заехал и кошу». У Новикова коса была уже в воз травы, Булыгин взялся за косу, хотел взять, а Новиков тоже за косу и говорит: «Не тронь, ты мне ее не покупал». Барин держится за косу и говорит: «Отдай косу». А Новиков: «Шур тебе, а не косу», да как вырвет ее у барина и взмахнул ей. Барин отскочил, быстро сел на дрожки, погнал лошадь в карьер по хлебу. Пригнал в усадьбу и говорит приказчику: «Нет, Игнатий, это опасный человек, потом нужно с собой револьвер брать». А Новиков сел на телегу с травой и поехал себе, привез траву на ярмарку и всю распродал.
     Был третий случай, однажды осенью. По дороге в Шенталу, не доезжая лесу с 1 километр была другая дорога на дер. Александровку. Между этих двух дорог получался клин, здесь косилась трава того же барина Булыгина, стояли стога сена, а молодые ребята, в том числе и мужики, у которых не было мальчишек, ездили кормить лошадей, то в его и других господ – лес, то на этот клин. Барин узнал, что мужики на клину пасут лошадей и делают потраву стогов. Однажды собрался с тем же приказчиком, на дрожках едут полем мимо расположенного невдалеке его хутора, мужики заметили его еще далеко и стали передавать друг другу, что едет барин. Один молодой мужик, довольно сильный и смелый, Зиновий Макарихин, разделся донага, взял длинный кнут, которым пасут скот, спрятался за стог сена, барин подъехал к куче мужиков, которые склубились вокруг костра, начал их спрашивать чьи лошади, чтобы потом взыскать за потраву, в это время нагой Зиновий подбегает из засады с длинным кнутом, заорал во всю глотку: «Бей его, ребята, туды его мать». Барин, как увидал голого, по лошади раз кнутом, а Зиновий по барину кнутом да по лошади, по барину да по лошади, и стегал до тех пор, пока не стал доставать его кнутом. А потом пообратали лошадей и переехали на другое поле Бутлерова, спутали лошадей в овраге, и тем скрыли концы. Барин пригнал без языка, а все же послал туда стражника и понятых расследовать, те приехали, а тут нет никого, так все замолкло. Но все таки нашелся такой подлец, который донес барину, что его напугал нагой человек, это Зиновий Макарихин. Барин этих двух человек боялся как скоропостижной смерти, и случалось иногда – загонят крестьянский скот с барского хлеба или лугов, то барин обязательно спросит: «А что, Ананий, етих мужиков нет скотины, а если есть, отдай, они опасные люди».
     Еще был случай четвертый и последний. Это было в 1887 году на Пасхе. Была на улице всюду грязь, а около изгородей, заборов и плетней лежал снежок. Барин со своей женой Ольгой Николаевной (она была ему двоюродная сестра) поехали в кабриолете без кучера, с визитом к Бутлерову. Так примерно в обед, и возвращались часа в 4-5, ехать им пришлось мимо дома волостного старшины Федора Александровича Курлова, у которого был серенький конь, не большой, но сытый как бочонок, которого хозяин выпустил на волю, благо перед домом старшины была луговая площадь. На улице были и другие лошади, но те гуляли каждый день, между собой после зимней разлуки довольно свыклись, а этому коню только разрешили ради праздника погулять. Ну, он и бросался к каждому новому экземпляру. В это самое время ехали супруги Булыгины, только они выехали из переулка на площадь, серенький конь увидал новый экземпляр, поднял хвост дугой и с карьера махнул на голову коню Булыгина. Конь головой отвернулся в сторону и понес во весь карьер. Барин, испугавшись, его не мог сдержать и не нашелся пустить его мимо двора, прямой дорогой до следующей деревни Мал.[ый] Красный яр две версты, а повернул направо, к себе в усадьбу, в воротах усадьбы кабриолет - экипаж очень легкий и короткий ход – от крутого поворота колеса скользнули по грязи и ударились о столб. От сильного толчка барин из кабриолета вылетел в грязь, а жена удержалась за передний козырек, ее лошадь привезла к каретнику. Барыни ничего не случилось, а он заболел и, не вставая, 23 апреля помер. Я над ним первый раз, по приглашению покойнаго псаломщика Константина Петровича Тюрлеминского – читал псалтирь.